![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
Юла, Аукцыон - попытка разбора
Слушать тут - http://www.facebook.com/auktyon?sk=app_178091127385
Весь октябрь, пока слушала Юлу, все думала и думала о том, как же это получается – с одной стороны, альбом очень личный, обращенный к каждому из нас лично, его и слушать-то надо только самому, в наушниках, а с другой – открывающий какие-то дальние дали, дающий столь невероятное ощущение необъятности мира, жизни, вселенной. И вот вдруг озарило, и я спешно все записала. В итоге получилось что-то вроде рецензии, хотя никогда ничего подобного не писала.
Иногда я хожу на работу через лес – он влажный, желто-бурый, дорожка идет по оврагу, то вверх, то вниз. И однажды вступление к Шишкам точнейшим образом совпало с особым утренним солнцем, пробивающимся сквозь деревья. Тут-то стало ясно, что Юла представляет, а скорее, олицетворяет сутки, оборот Земли вокруг своей оси, утро-день-вечер-ночь. Утро начинается до восхода солнца, и Огонь переносит нас в предрассветное время, когда еще темно, но на горизонте светлеет, а в Хомбе я вижу пастельные нежные краски расссвета, бледное утро, без звуков и движений. Шишки – это ровно то, что мне увиделось, редкие облака, свет, проходящий через ветви, утренний, не жаркий, не яркий. В Полдень начинаются языческие пляски в траве, древние запретные игры, и утро переходит в день. Природа кажется мне разгаром дня, когда солнце в зените, летнее ли, зимнее ли – светит ярко, и бесконечные переклички труб претворяются в лучи или в тени на снегу.
Затем день клонится к вечеру, подступает тревога, грусть, смятение – и мы слушаем Мимо, закатную песню, в которой птичьи косяки пролетают над головой в полутьме, облака бегут, ветер, холод. Тогда мы заходим в дом и там нас ожидает праздник, танцы, Летучая, беспечные разговоры, вино, чай, музыка. Но внезапно распахивается окно, врывается ночной ветер, приносит безотчетный страх, вместо ночи за окном видится бездна. После такого прорыва разыгрывается отчаянное веселье, Карандаши и палочки, переходящее в истерику, которая в свою очередь затухает, когда появляется неясная фигура и все замолкают, не зная, что же их ждет теперь. А ждет нас ночь, чернильно-черная, не приносящая ни отдыха, ни покоя, с мчащимися вдаль всадниками, призрачными, булгаковскими, не останавливающимися ни на секунду. Успокоение будет только к утру, когда снова заиграет-загорится Огонь. Конца у альбома нет, напротив, замыкание и возвращение к началу происходит естественным образом, игла проигрывателя сама перескакивает на ободок пластинки.
Вот и получается, что от личного, домашнего пространства – детской игрушки, темной комнаты, наших снов, страхов, желаний – прямой мостик к всеохватности, к вращению земного шара, о котором уже написала в начале.
Весь октябрь, пока слушала Юлу, все думала и думала о том, как же это получается – с одной стороны, альбом очень личный, обращенный к каждому из нас лично, его и слушать-то надо только самому, в наушниках, а с другой – открывающий какие-то дальние дали, дающий столь невероятное ощущение необъятности мира, жизни, вселенной. И вот вдруг озарило, и я спешно все записала. В итоге получилось что-то вроде рецензии, хотя никогда ничего подобного не писала.
Иногда я хожу на работу через лес – он влажный, желто-бурый, дорожка идет по оврагу, то вверх, то вниз. И однажды вступление к Шишкам точнейшим образом совпало с особым утренним солнцем, пробивающимся сквозь деревья. Тут-то стало ясно, что Юла представляет, а скорее, олицетворяет сутки, оборот Земли вокруг своей оси, утро-день-вечер-ночь. Утро начинается до восхода солнца, и Огонь переносит нас в предрассветное время, когда еще темно, но на горизонте светлеет, а в Хомбе я вижу пастельные нежные краски расссвета, бледное утро, без звуков и движений. Шишки – это ровно то, что мне увиделось, редкие облака, свет, проходящий через ветви, утренний, не жаркий, не яркий. В Полдень начинаются языческие пляски в траве, древние запретные игры, и утро переходит в день. Природа кажется мне разгаром дня, когда солнце в зените, летнее ли, зимнее ли – светит ярко, и бесконечные переклички труб претворяются в лучи или в тени на снегу.
Затем день клонится к вечеру, подступает тревога, грусть, смятение – и мы слушаем Мимо, закатную песню, в которой птичьи косяки пролетают над головой в полутьме, облака бегут, ветер, холод. Тогда мы заходим в дом и там нас ожидает праздник, танцы, Летучая, беспечные разговоры, вино, чай, музыка. Но внезапно распахивается окно, врывается ночной ветер, приносит безотчетный страх, вместо ночи за окном видится бездна. После такого прорыва разыгрывается отчаянное веселье, Карандаши и палочки, переходящее в истерику, которая в свою очередь затухает, когда появляется неясная фигура и все замолкают, не зная, что же их ждет теперь. А ждет нас ночь, чернильно-черная, не приносящая ни отдыха, ни покоя, с мчащимися вдаль всадниками, призрачными, булгаковскими, не останавливающимися ни на секунду. Успокоение будет только к утру, когда снова заиграет-загорится Огонь. Конца у альбома нет, напротив, замыкание и возвращение к началу происходит естественным образом, игла проигрывателя сама перескакивает на ободок пластинки.
Вот и получается, что от личного, домашнего пространства – детской игрушки, темной комнаты, наших снов, страхов, желаний – прямой мостик к всеохватности, к вращению земного шара, о котором уже написала в начале.
no subject
no subject
Про танцующих дервишей они и сами говорили, то есть это как раз сознательный прием.
Я еще знаешь что подумала? что от юлы, когда она крутится, искры летят, огоньки загораются, и иногда еще начинает играть музыка. Без движения, стало быть, жизнь, во всяком случае, осмысленная - затухает, ни тебе огней, ни звуков.