Теперь про кастрацию. Кастрация - это внесение упорядоченности, смысла и закона в первичный хаотический мир. (У Лакана на протяжении всего его творчества - не люблю слово "учение" - концепт жуиссанса неоднократно дорабатывался: он хотел выработать логический конструкт и уйти от воображаемого, такого как первичный хаос и последующий космос. Он вообще не любил стадий развития. Поэтому, например, Реальное для него - а Реальное и есть этот небарированный жуиссанс - это то, что остается за пределами языка, то, что языком не покрывается; но это и то, что не существует до языка, а, наоборот, языком продуцируется как некая внеязыковая реальность, которую невозможно помыслить. Но вопрос так вообще бы не стоял, не будь у нас этой матрицы языка.)
Кастрация - это другой регистр фаллоса, на сей раз символический (ребенок-объект был фаллосом воображаемым). Об этом у нас уже говорилось у разделе про три такта Эдипа. Теперь возникает фаллическое означающее, в регистре языка. Небаррированный (простите мне этот жаргонизм, в психоанализе есть, увы, свой волапюк, хотя есть и попытки перевода - перечеркнутый, загражденный или даже "похеренный", "хер" - это же просто буква "х", крест, но "хер" привносит и фаллические коннотации) жуиссанс - его Лакан называет Другим жуиссансом, жуиссансом тела, мистическим жуиссансом, а еще - женским жуиссансом. Что делает кастрация? Во-первых, это закон, завет. Вспомним, как ветхозаветный Бог (который, вообще-то, вполне себе Отец Орды - жестокость его неписуема, это Бог Иова, с которым он поступает, как хочет, и тот вынужден это признать непостижимую божественную благодать - очень рекомендую почитать, есть русский перевод "Мемуаров невропата" Шребера, там как раз про это, как психотик вынужден принять и оправдать такого Бога и согласиться быть объектом его наслаждения) решает заключить завет с народом Израиля, договор, который скрепляется обычаем обрезания. Человек приносит в жертву некоторую часть себя, а взамен получает гарантии. Первый завет с Богом возник сразу же после потопа (интересно, что небарированный жуиссанс в клинике называется еще и затопляющим, которому человек не в силах противостоять); завет обрезания - уже с Авраамом (которому еще только предстоит принести символическую жертву - своего сына). Смотрите (надеюсь, я еще не очень вас утомила к этому моменту??) - как устроена жертва Авраама: Бог, вполне в духе Отца орды, отдает не просто жестокий, но и еще и совершенно бессмысленный приказ (ведь он сам даровал Аврааму этого сына). Но в саму эту ситуацию уже встроен символический механизм: жертва - не живое тело, а что-то иное, на символическом уровне. "Крокодильский" порядок замещается порядком символическим.
Идем дальше. Кастрация делает привилегированной зону фаллическую, подчиняя тело-организм законам означающего, т.е. просто закону, запрету. Получается, что тело (под которым мы подразумеваем то, что живет, то, что является живым, а не мертвым) как бы отделено от фаллоса. Символический фаллос становится обозначением наслаждения, доступного человеку. Это не затопляющее его наслаждение Другого, а некая, если угодно, запруда, то, что не сметет его и не разрушит. Лакан использует еще и такую метафору: Другой жуиссанс (жуиссанс тела, небарированный жуиссанс) - это капитал, а сексуальный жуиссанс - это проценты с капитала. Жить можно только на проценты, не трогая капитал.
no subject
Date: 2016-07-28 10:41 am (UTC)Кастрация - это другой регистр фаллоса, на сей раз символический (ребенок-объект был фаллосом воображаемым). Об этом у нас уже говорилось у разделе про три такта Эдипа. Теперь возникает фаллическое означающее, в регистре языка. Небаррированный (простите мне этот жаргонизм, в психоанализе есть, увы, свой волапюк, хотя есть и попытки перевода - перечеркнутый, загражденный или даже "похеренный", "хер" - это же просто буква "х", крест, но "хер" привносит и фаллические коннотации) жуиссанс - его Лакан называет Другим жуиссансом, жуиссансом тела, мистическим жуиссансом, а еще - женским жуиссансом.
Что делает кастрация? Во-первых, это закон, завет. Вспомним, как ветхозаветный Бог (который, вообще-то, вполне себе Отец Орды - жестокость его неписуема, это Бог Иова, с которым он поступает, как хочет, и тот вынужден это признать непостижимую божественную благодать - очень рекомендую почитать, есть русский перевод "Мемуаров невропата" Шребера, там как раз про это, как психотик вынужден принять и оправдать такого Бога и согласиться быть объектом его наслаждения) решает заключить завет с народом Израиля, договор, который скрепляется обычаем обрезания. Человек приносит в жертву некоторую часть себя, а взамен получает гарантии. Первый завет с Богом возник сразу же после потопа (интересно, что небарированный жуиссанс в клинике называется еще и затопляющим, которому человек не в силах противостоять); завет обрезания - уже с Авраамом (которому еще только предстоит принести символическую жертву - своего сына).
Смотрите (надеюсь, я еще не очень вас утомила к этому моменту??) - как устроена жертва Авраама: Бог, вполне в духе Отца орды, отдает не просто жестокий, но и еще и совершенно бессмысленный приказ (ведь он сам даровал Аврааму этого сына). Но в саму эту ситуацию уже встроен символический механизм: жертва - не живое тело, а что-то иное, на символическом уровне. "Крокодильский" порядок замещается порядком символическим.
Идем дальше. Кастрация делает привилегированной зону фаллическую, подчиняя тело-организм законам означающего, т.е. просто закону, запрету. Получается, что тело (под которым мы подразумеваем то, что живет, то, что является живым, а не мертвым) как бы отделено от фаллоса. Символический фаллос становится обозначением наслаждения, доступного человеку. Это не затопляющее его наслаждение Другого, а некая, если угодно, запруда, то, что не сметет его и не разрушит. Лакан использует еще и такую метафору: Другой жуиссанс (жуиссанс тела, небарированный жуиссанс) - это капитал, а сексуальный жуиссанс - это проценты с капитала. Жить можно только на проценты, не трогая капитал.