ночное
Как всегда, начинаю перечитывать Ваню Жданова, не могу остановиться.
Все стихи, которые люблю - с юности, но раньше-то не понимала толком, понимала не так, слушалось-пропевалось-проборматывалось как музыка. И тем удивительнее перечитывать уже в зрелом возрасте, когда вдруг слой за слоем начинают открываться смыслы, и то прежнее звуковое сопровождение не теряется, а продолжает звучать, как знакомая мелодия. Опять вокруг осень, настоящая осень, прохлада, за окном темные деревья и отдаленный гул машин. картины накладываются - дача, гамак, такой же воздух с дымком, кроны деревьев над головой, 13 лет, восторг и попытки вникнуть в строчки, которые невозможно понять, тайнопись, мир недоступный и прекрасный.
КРЕЩЕНИЕ
Душа идет на нет, и небо убывает,
и вот уже меж звезд зажата пятерня.
О, как стряхнуть бы их! Меня никто не знает.
Меня как будто нет. Никто не ждет меня.
Торопятся часы и падают со стуком.
Перевернуть бы дом – да не нащупать дна.
Меня как будто нет. Мой слух ушел за звуком,
но звук пропал в ночи, лишая время сна.
Задрал бы он его, как волка на охоте,
и в сердце бы вонзил кровавые персты.
Но звук сошел на нет. И вот на ровной ноте
он держится в тени, в провале пустоты.
Петляет листопад, втирается под кожу.
Такая тьма кругом, что век не разожмешь.
Нащупать бы себя. Я слухом ночь тревожу,
но нет, притихла ночь, не верит ни на грош.
И где-то на земле до моего рожденья,
до крика моего в мое дыханье вник
послушный листопад, уже мое спасенье.
Меня на свете нет. Он знает: будет крик.
Не плещется вода, как будто к разговорам
полузаснувших рыб прислушиваясь, и
то льется сквозь меня немеющим задором,
то пальцами грозит глухонемой крови.
Течет во мне река, как кровь глухонемая.
Свершается обряд – в ней крестят листопад,
и он летит на слух, еще не сознавая,
что слух сожжет его и не вернет назад.
Иван Жданов, "Место земли"
Все стихи, которые люблю - с юности, но раньше-то не понимала толком, понимала не так, слушалось-пропевалось-проборматывалось как музыка. И тем удивительнее перечитывать уже в зрелом возрасте, когда вдруг слой за слоем начинают открываться смыслы, и то прежнее звуковое сопровождение не теряется, а продолжает звучать, как знакомая мелодия. Опять вокруг осень, настоящая осень, прохлада, за окном темные деревья и отдаленный гул машин. картины накладываются - дача, гамак, такой же воздух с дымком, кроны деревьев над головой, 13 лет, восторг и попытки вникнуть в строчки, которые невозможно понять, тайнопись, мир недоступный и прекрасный.
КРЕЩЕНИЕ
Душа идет на нет, и небо убывает,
и вот уже меж звезд зажата пятерня.
О, как стряхнуть бы их! Меня никто не знает.
Меня как будто нет. Никто не ждет меня.
Торопятся часы и падают со стуком.
Перевернуть бы дом – да не нащупать дна.
Меня как будто нет. Мой слух ушел за звуком,
но звук пропал в ночи, лишая время сна.
Задрал бы он его, как волка на охоте,
и в сердце бы вонзил кровавые персты.
Но звук сошел на нет. И вот на ровной ноте
он держится в тени, в провале пустоты.
Петляет листопад, втирается под кожу.
Такая тьма кругом, что век не разожмешь.
Нащупать бы себя. Я слухом ночь тревожу,
но нет, притихла ночь, не верит ни на грош.
И где-то на земле до моего рожденья,
до крика моего в мое дыханье вник
послушный листопад, уже мое спасенье.
Меня на свете нет. Он знает: будет крик.
Не плещется вода, как будто к разговорам
полузаснувших рыб прислушиваясь, и
то льется сквозь меня немеющим задором,
то пальцами грозит глухонемой крови.
Течет во мне река, как кровь глухонемая.
Свершается обряд – в ней крестят листопад,
и он летит на слух, еще не сознавая,
что слух сожжет его и не вернет назад.
Иван Жданов, "Место земли"