Новый Мартынов
Jun. 17th, 2011 09:28 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
kotЛюблю мартыновские писания - особенно последнего времени - за то, что даже сквозь умствования прорывается радостное ожидание иного, как бы мы это ни понимали. В Алисе это особенно отчетливо, и судя по всему, о том же будет и его свежевышедшая книга. Вытаскивает из рутины, из машинальности, из повторяемости.
Наверное, именно моя причастность к проблеме Зазеркалья приводит к тому, что когда Пастернак говорит о конце, я говорю о начале, а когда Пастернак говорит о том, что настало время писать ногами, указывая тем самым на невозможность дальнейшего существования поэзии, я говорю, что с наступлением времени писать ногами приходит эра принципиально новых, неведомых возможностей, о существовании которых человек, пишущий руками, не мог даже догадаться. Однако предчувствие этих возможностей каким-то странным образом таится и в финале «8 1/2» Феллини, и в «Девушке с гребнем» Малевича, и в детских считалочках. Лично меня эти предчувствия посещают иногда во время моих долгих плутаний по московским улицам, переулкам и скверам. В такие моменты я с особой остротой начинаю понимать, что реальность — это не то, о чем можно сказать или что можно назвать. Реальность — это некая возможность возможностей. И тогда слова Пастернака о конце всего виденного и слышимого наполняются для меня какими-то радостными предчувствиями, ведь конец есть не что иное, как то, в чем может таиться возможность начала...
Отсюда вот
Наверное, именно моя причастность к проблеме Зазеркалья приводит к тому, что когда Пастернак говорит о конце, я говорю о начале, а когда Пастернак говорит о том, что настало время писать ногами, указывая тем самым на невозможность дальнейшего существования поэзии, я говорю, что с наступлением времени писать ногами приходит эра принципиально новых, неведомых возможностей, о существовании которых человек, пишущий руками, не мог даже догадаться. Однако предчувствие этих возможностей каким-то странным образом таится и в финале «8 1/2» Феллини, и в «Девушке с гребнем» Малевича, и в детских считалочках. Лично меня эти предчувствия посещают иногда во время моих долгих плутаний по московским улицам, переулкам и скверам. В такие моменты я с особой остротой начинаю понимать, что реальность — это не то, о чем можно сказать или что можно назвать. Реальность — это некая возможность возможностей. И тогда слова Пастернака о конце всего виденного и слышимого наполняются для меня какими-то радостными предчувствиями, ведь конец есть не что иное, как то, в чем может таиться возможность начала...
Отсюда вот
